П А Т Р И О Т И Ч Е С К А Я  П Р О З А

12 апреля 1970 года я уже помню хорошо. Вечером был по телевизору  концерт из Кремлевского дворца съездов, а после салют. Помню огромные толпы людей. На лицах у всех радость, эйфория праздника…

Никогда День Космонавтики- 12 апреля не был официально нерабочим. Но тогда почти все считали его праздником. Прошло уже 9 лет после полета в космос Юрия Гагарина, 2 года с момента его трагической и нелепой гибели, но БЫЛ ВСЕОБЩИЙ ПРАЗДНИК!

Любой тогдашний мальчишка хотел стать «Юрием Гагариным»…. Теперь большинство хочет стать спекулянтами, а, если повезет, то и олигархами… Тогда имя Юрия Гагарина знали все дети, сейчас, думаю, что какая-нибудь поющая шаболда типа Веры Брежневой значительно известнее, чем ПЕРВЫЙ КОСМОНАВТ ЗЕМЛИ…

А с момента Его Полета прошло то ВСЕГО ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ- мизер для истории!

К началу 80-х годов ощущение Праздника заметно поубавилось, думаю, что мы тогда просто привыкли к постоянным запускам космических кораблей.

А сейчас? Сейчас происходят подлые и мерзкие вещи! С одной стороны СМИ, вроде бы и «освещают»  событие 12 апреля 1961 года, а с другой… Любой студент первого курса театрального института знает, как важно в художественной, да и в технической речи УДАРЕНИЕ в произносимой реплике. От него зависит разность восприятия и смысла произносимого. Включаю «ящик», слушаю воспоминания о 12 апреля 1961 года, о Юрии Алексеевиче Гагарине и о том, что происходило «за кулисами» Его Первого Полёта…

Не сработала система навигации, произошла разгерметизация, вместо одного парашюта при приземлении раскрылось сразу два…. Вобщем, чудом остался жив, советские конструкторы, готовящие полет- идиоты, сам Гагарин – подопытный кролик, от мужества и знаний которого вообще ничего не зависело…

Да я и не удивляюсь. Господам сионистам не впервой расставлять УДАРЕНИЯ в новейшей истории, раз уж невозможно сокрыть ФАКТ события, то непременно извратят УДАРЕНИЯМИ.

Цель тоже «белыми нитками шита»- НИЧЕГО ХОРОШЕГО НЕ БЫЛО В СОВЕТСКОЙ ЭПОХЕ – ДАЖЕ В КОСМОС НЕ МОГЛИ ГРАМОТНО СЛЕТАТЬ! Не говоря уже обо всем остальном. Вся эта пропаганда рассчитана на тех, кому до 30 лет, из кого нынешний режим делает идиотов, из кого собирается выжать все соки НА БЛАГО СЛУЖЕНИЯ ЖИДАМ И ТОЛСТОСУМАМ! Наше, более старшее поколение, которое знает и помнит те времена не понаслышке, в  расчет уже не принимается- мы для них опасный, но уже свое отработавший «материал», который подлежит скорому физическому уничтожению….

Но речь моя не о нас, не о них, а О НЕМ И ОБ ЕГО ПЕРВОМ ПОЛЕТЕ!

Как ни расставляйте свои косноязычные УДАРЕНИЯ, господа, но ПРОТИВ ФАКТА НЕ ПОПРЕШЬ! – 12 АПРЕЛЯ 1961 ГОДА В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ БЫЛ ОСУЩЕСТВЛЕН ПЕРВЫЙ ПОЛЕТ ЧЕЛОВЕКА В КОСМОС! ПЕРВЫЙ КОСМОНАВТ ЗЕМЛИ РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК – ЛЕТЧИК-КОСМОНАВТ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ВВС СССР ЮРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ ГАГАРИН!  И я горжусь этим обстоятельством! А вы, господа, сколько не «гыкайте» УЖЕ НИЧЕГО НЕ СМОЖЕТЕ ИЗМЕНИТЬ НИ В НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ, НИ В НАШЕМ СОЗНАНИИ!!!

Всех Друзей поздравляю с НАШИМ ПРАЗДНИКОМ! С НАШЕЙ ПОБЕДОЙ, КОТОРАЯ У НАС НЕ ОДНА В ПРОШЛОМ И НЕМИНУЕМА В БУДУЩЕМ!!!

                  ОФИЦЕР.

Иван проснулся от подступающей тошноты и дрожи во всем теле. Замызганный армейский бушлатик,  с полевыми майорскими звездами, странным образом уцелевшими на погонных вкладках, казалось собрал в себе всю промозглость  фанерной комнатушки и теперь пропитывал ей каждую клеточку тела.  Ног он не чувствовал совсем. Неудачная попытка приоткрыть глаза привела к приступу новой волны тошноты и нестерпимой головной боли.  Иван сделал очерчивающее движение дрожащей рукой вокруг себя. Он не почувствовал, как пальцами перевернул стоящую на полу бутылку. Бутылка покатилась, и по звуку Иван понял, что она пуста. Он тихо простонал. Едва ли кто-нибудь в этот утренний час в суетливой донской станице смог бы услышать этот стон. Звук с трудом прошел  через тонкую полопавшуюся фанеру, которой для Ивана  отгородили каморку в полуразвалившемся и разграбленном бывшем сельсовете. Звук, затухая  дополз до крыльца без дверей и умер рядом в буйных и загаженных зарослях шиповника.

Превозмогая тошноту и головную боль, Иван ощупал внутренний карман бушлата и, убедившись, что паспорт и военный билет на месте, решил подняться с подстилки, во что бы то ни стало.

Уныло оглядывая грязный пол, усеянный промокшими раздавленными окурками, он вспомнил, как вчера за бесценок, за возможность напиться вдрабодан, продал станичному атаману подарок погибшего друга  Трофейный «Наган-С». Подарил наган под Гудермесом

Пашка.  Пашка Алексеев, с которым они подружились еще на первом курсе «рязанки». И. как бы не раскидывала их судьба по горячим точкам, сперва разваливающегося Союза, затем по сожженным югам России, все равно сводила, хотя бы на несколько мгновений ,то в пылающем и визжащем Карабахе, то в простреливаемой насквозь полуразрушенной церквушки в Бендерах, то в заваленном гниющими трупами «чехов» только что отбитом подвале. Тот  Пашка, который, как и сам Иван был простым русским офицером, не прятавшим голову за спины солдат, не имеющим ни дома, ни семьи, ни сбережений, но, следуя, теперь уже не понятно кому и  в чем,  данной присяге, стреляющим, гримасничающим в частых рукопашках и презирающим и жирных кремлевских генералов и сам кремль. Тот Пашка, невидящие глаза которого Иван, плача без слез, закрыл под серым ноябрьским небом Аргунского ущелья.

Мордатый полупьяный атаман в тренировочных штанах и коммуфляжной куртке, к которой криво и через край были пришиты парадные полковничьи погоны с малиновыми просветами внутренних войск, грудь которого тонула в самодельных крестах и в непонятно зачем приколотой медали «За Победу на фашизмом 1945», долго рассматривал раритет.

-Не любо, майор! Тут всего-то шесть патронов! Да и от «калаша» к нему не подойдут. Дам за него литр самогонки, больше не стоит.

Ивану уже давно на все было наплевать. Полгода назад он, как и многие, был вышвырнут из армии очередным сокращением. Из армии, которой отдал львиную долю свой жизни.

Родители умерли рано, жена растворилась в катакомбах коммерческой любви, внушив общему сыну, что его отец лох и нечищеный сапог, за всю жизнь, только и заслуживший неказистую майорскую звездочку да пару орденов-побрякушек. С дальними родственниками связь была потеряна. И Иван, имея мизерное увольнительное пособие, решив далеко нее ехать, остановился в этой, на первый взгляд обычной русской казачьей станице, неподалеку от мест былых сражений.

Помня тех бравых приднестровских казаков, с кем бок о бок сидел в окопах и ходил в атаку, Иван с первых дней поражался разнице между боевыми товарищами и новыми односельчанами.

Казалось бы, что совсем рядом находится враг и боевое казачество должно быть во всеоружии. Но неприветливость местных жителей, братание с наглыми кавказцами, чувствовавшими себя здесь полными хозяевами, раболепство перед ними местных ряженых  неприятно поражали.  Не сильно вдававшийся в политику военный профессионал считал своим долгом выполнять боевые задачи с наименьшими потерями, заботиться о личном составе и служить Отечеству , сохраняя верность воинской присяге.

В небольшой станице  , среди тех, кто обязательно должен был быть его единомышленниками, он рассчитывал начать новую жизнь, одновременно помогая казакам в наведении на своей земле порядка, защите границ и в созидании.

Но здесь процветало беспробудное пьянство и поножовщина.  Торговля оружием и наркотиками, привозимыми почти открыто, приехавшими покуражиться в Россию кавказцами и ощущение собственной беспомощности и ненужности диктовали  простой выход – напиться..

Атаман еще раз со всех сторон осмотрел наган и, подобострастно улыбаясь, направился к находившемуся в горнице Джажбуту, одетому в полевую форму, перетянутую пулеметными лентами. – Любо, уважаемый!  Прошу принять в подарок от казаков нашей станицы!

Ивана передернуло. Еще полгода назад, командуя батальоном спецназа,  он, не задумываясь, пустил бы этого «джигита» в расход вместе со всей его гогочущей в атамановой горнице немытой бандой. Джажбут презрительно сверкнул глазами на грязный и потрепанный бушлат Ивана, усмехнулся, разглядев майорские звездочки и, надменно улыбаясь, милостиво принял от атамана наган.

- Все! Все! Иди, майор!- обнимая горца и рассыпаясь перед ним в подобострастной улыбке, атаман махнул Ивану в сторону двери.

     Оглядывая, выделенную ему казачьим кругом фанерную каморку, Иван, превозмогая похмелье и тошноту от своего вчерашнего унижения,  пытался найти хоть что-нибудь, что можно было бы продать, купить билет и уехать отсюда. Все равно куда. Лишь бы подальше, лишь бы не видеть унижения, беспредела и продажности тех, кто нарек себя станичным казачеством. Но, кроме никчемной боевой «лимонки» со стертой на углах смертоносных граней защитной краской у него ничего не было.

Трясясь и тщетно стараясь согреться , небритый и похожий на бомжа, Иван бесцельно брел по станице в сторону сельпо, построенного еще при советах, а ныне корявой надписью масляной краски от руки превращенного в ООО « КАЗАЧИЙ ДОН».

В десятке метров от магазина стояла «девятка» местного ОВД, дальше несколько до крыши забрызганных грязью «жигулей десятого поколения» без номеров. Из машин звучала ритмичная кавказская музыка. Около магазина царило лихорадочное оживление.

Миновав двух милицейских сержантов, уныло беседовавших у своей машины, Иван увидел то, что заставило забыть и о холоде и о похмелье. Обкуренные горцы, образовав круг вытанцовывали дикарские танцы. В центре круга вчерашний Джажбут с подручными срывали одежду с плачущей русской девчонки. Эту девчонку он в станице  не видел. Скорее всего она была приезжая. Возможно, что приехала к кому-то из станичников в гости, возможно была беженкой. Непонятно, как попало это худосочное плачущее и напуганное существо в центр дьявольского круга, где бесновались дикари.

Джажбут расстегнул ширинку и явил миру огромное возбужденное, но, пожалуй единственное свое достоинство. Раздалось одобрительное гигиканье толпы.

- Откуда к нам залэтэла такой птычка? Ыз Маскви? Вай-Вай – щерился Джажбут,

Пахабными движениями руки подогревая свою звериную страсть.

Иван беспомощно повернулся к милиционерам. Два сержанта в бронежилетах и с автоматами продолжали мирную и скучную беседу, делая вид, что ничего не происходит, но внимательно искоса и с нескрываемым наслаждением следя за событиями в бесовском круге.

Кровь ударила в голову. Он и сам не понял, как в одно мгновение, откинув нескольких пляшущих, очутился в центре круга. В метре от себя он видел огромные полные слез глаза уже почти совсем голой девчонки и налившиеся ненавистью выпученные белки Джажбута.

- Урус, билять! Охуель?

- Отпустите девчонку, суки! – Иван выхватил из кармана потертую лимонку и выдернул кольцо, придерживая пальцем чеку.

- Совэм абарзель, майор?!- джажбутово достоинство от такой наглости вдруг потеряло

половину своей мощи.

- Больше повторять не буду!- заорал Иван и занес гранату над головой.

- Что ти? Что ти? Ми жэ пащютылы!

Девчонка громко вереща, подхватывая на ходу лохмотья разорванной одежды, опрометью бросилась к ближайшему полисаднику и юркнула в кусты.

Краем глаза Иван увидел двух сержантов, на бегу, срывающих с плеч автоматы и передергивающих затворы.

-Брось гранату, сука!- орали они, готовясь к стрельбе на поражение.

Вокруг замерли горцы, тупо раскрыв гнилозубые рты. Достоинство Джажбута извергало на спущенные  штаны и ботинки тонкую струйку мочи.

- Брось гранату! Открываем огонь!  – вопил уже подбежавший на расстояние десяти-пятнадцати шагов один из милицейских сержантов.

Иван опустил гранату и она, тихо щелкнув запалом замерла на земле, поливаемая мочой Джажбута.

                                         Май 2011

                                                        ДЬЯВОЛ

             (повесть опубликована в газете "Дуэль"№24(167) июнь 2000г.

   Сегодня он увидел дьявола в зеркале за полночь. Он даже успел подумать, что померещелось, что кто-то грозящий ему опасностью проник на территорию тщательно охраняемой госдачи и стоит у него за спиной. Обернувшись, он увидел пустой полутемный холл и машинально перекрестился, хотя ни в детстве, ни в юности, ни тем более в бытность свою райокомовским барбосом и позднее верующим не был. "Померещилось!"-подумал он и снова повернулся к зеркалу. Из хрустапльного стекла в золотом обрамлении на него смотрел обрюзгший старик в пижаме и шлепанцах. Вклакоченные волосы напоминали рога , грубо слепленное лицо, маленькие спрятанные в отечных веках глазки и мясистый сизый нос отдавали чем-то свинячьим. своё лицо, которое он никогда не считал красивым, сейчас ему не понравилось особенно. Невольно культя левой кисти, дотронулась до подбородка,будто не верила в реальность ведения. Он нахмурился еще больше. беспалая кисть, изуродованная в детстве, напомнила ему свинную ногу с копытцем. "Померещелось!"- успокаиваясь, подумал он. "Все от водки",-и на всякий случай кликнул начальника охраны, который незамедлил появиться перед ним, как из-под земли.

   Кряжестый, лысеющий, на голову ниже хозяина, начальник охраны стоял перед ним навытяжку, излучая готовность в любую секунду, любой ценой выполнить возложженные на него обязанности. -А, шта, генерал, все ли у нас в порядке? - глухим утробным голосом спросил он, делая брезгливо-недовольный вид, хотя молниеносное появление генерала успокоило его окончательно.  - Все в порядке, господин президент, на объект даже муха не пролетит! - как по написанному отчеканил начальник охраны, поворачиваясь всем корпусом к зашарковшему прочь от зеркала хозяину. Слова генерала неприятно кольнули и вызвали очередной наплыв страха и недовольства. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что уже две недели, как формально покинул казавшийся пожизенным пост, который гарантировал безопасность семье и ему лично. Хотя в его жизни ничего не изминилось. Все также ходили к нему подхалимы советники и министры, все также он вершил, карал и награждал, все также проклинал его собственный народ, который он две недели назад легко и шутя надул в очередной раз.

   Это ОНИ - лившицы и чубайсы- как всегда подсказали ему простую, но гениальную идею. Идею, которая освобождала его от всех тяжких формальным уходом в отставку и утверждением на своем посту преданного "выкормыша демократии". Правда, он не верил не только молодому приемнику и ИМ, он не верил никому, как не поверил увиденному в зеркале несколько минут назад. - Генерал, ты забыл, шта я две недели прошу звать меня по имени отчеству? - резко и недовольно пророкотал он. -Виноват! - еще пружинистее подобрался генерал в штатском, поворачиваясь всем фронтом к спине уходящего хозяина. Уже в дверях коридора, ведущего к спальне, президент полуобернулся и бросил через плечо:-  Дай команду, чтоб к завтру это зеркало тут не висело! - Будет сделано! Спокойной ночи!- на сей раз назвав его по имени-отчеству, по-актерски придав душевность чеканному голосу, ответил генерал и, обернувшись,бросил взгляд в настенное зеркало. На мгновение ему показалось, что вместо уходящего хозяина в мягкой пижаме и шлепанцах в дверной проем протиснулось что-то рогатое, лохматое и мерзкое. дверь закрылась, ведение изчезло. генерал стоял один перед зеркалом в пустом холле. "Пора отдохнуть..." - сам себе пробормотал он, разглядывая себя в зеркало, и окликнул своего зама, который тенью появился из-за портьеры. - Слышал, что сказал хозяин? - Так точно, товарищ генерал! - Тогда выполняй! - генерал вышел из холла и уже через минуту забыл о странном ведении, в зеркале, да и о самом хозяине.

 Несмотря на вечерние старания вечно дежуревшей на госдаче бригады ассов-реаниматоров, сегодня ему не спалось.Он уже хотел нажать потайную кнопку и потребовать спасительный внутревенный укол, после которого во рту станет сухо, в голове пусто, а мир станет розовым и подарит крепкий сон, как в детстве. Но передумал и остановил руку на полпути к кнопке. Он ворочался с боку на бок, шурша накрахмаленным бельем, и глухо матерился.  Вместо ожидаемого сна пришла обычная каждодневная злоба. Он не мог понять причину ее появления и злился еще больше. В спальне у окна на тумбочке из белого мрамора возвышалось зеркальное трюмо в боковине отражалась царственная постель, на белоснежном белье, которой старик в ночной пижаме, бодая головой подушку боролся с бессонницей. он заметил, что трюмо отражает его неуклюжие кульбиты и понял наконец, причину своей злобы. Он повернулся на другой бок, спиной ощущая присутствие трюмо. Он никогда не боялся зеркал. Он боялся чего угодно: начальство, которое с юности подсиживал, тюрьму, которая неотступной тенью следовала за ним с тех пор, как он в детстве, взорвав гранату, лишил себя трех пальцев на левой кисти, а трех одноклассников - жизни.

   Он боялся ИХ, вовремя его разглядевших годами поднимавших от райкомовской шестерки до президента, отдающих приказания выдаваемые за  "дружеские советы". Он боялся КГБ, деятельности которой тайно и негласно помогал с комсомольских времен. Он боялся, что когда -нибудь об этом узнают и ,что произойдет что-то очень нехорошее. Он боялся самолетов, которые умеют падать и садиться без шасси. Он боялся мостов, которые, не учитывая перманентно-пьяное состояние, могли сбросить в нечистые воды рек. Он боялся бунта и не хотел разделить участь семьи Чаушеску. Он боялся чего угодно, но только не зеркал, зеркала он просто ненавидел. Зеркала все чаще отражали его истинное лицо. Зеркла не были кривым и лживыми, и честно воспроизводили то, что им подсовывала обрюзгшая, лишенная совести, с разбухшей от водки печенью, искусно вшитым подобием сердца страшная говорящая кукла. Зеркала в присутствии свидетелей могли выдать в нем того, кто ловко скрывлся под личиной "всенародно избранного" кряжестого деревенского самодура. Зеркала попадались на каждом шагу, и он переполненный ненавистью, старался избегать встречи с ними.

   Сейчас он силился вспомнить, когда в него вселилось двурогое, парнокопытное, ненасытно требующее, все больше и больше подлости от хозяина внешней оболочки. Жестоко мстящее за "недоедание" отказывающимися работать органами и животным страхом перед неизбежной смертью. Вряд ли мальчик из глубинки родился с этим инородним существом внутри. Но мальчик хорошо знал, что он, не такой как все, из-за невидимой дырочки посреди лба.  В  нее , в эту дырочку откуда-то извне приходили странные безжалостные мысли. А когда они заполняли его маленькое тельце, через это же отверстие, больно раздирая плоть, втискивался кто-то большой и злобный. И он, не владея, больше собой, наслаждался подчинением, умело совершая гадости и подлости. Он упивался этим состоянием. Он трепетно ждал очередного "визита" и плевал на головную боль, которая всегда мучала  его после. Никто не знал о его тайне. Внешне он оставался деревенским увольнем, хитро располагающим к себе наигранной простотой и открытостью. Иногда его посещал панический страх за содеянное. Он наслаждался, когда почти месяц морил голодом в тайге группу старшеклассников. Он наслаждался, когда ломал судьбы и карьеры сослуживцам, ловко стравливая их с начальством и  друг с другом. Он наслаждался, разрушая дом Ипатьева. Он наслаждался зрелищем разрушение Дома Советов и раасстрелом засевшей в нем части наивного электората. Он наслаждался транслируя это кровавое шоу на весь мир, абсолютно уверенный в том, что в мире найдется немало таких, как он, с инородным существом внутри, котрые непременно разделят  с ним наслаждение от увиденного. Внезапное разрушение домов приносило ему паталогическую радость, видимо по этой же причине он основательно разрушил ешё один дом - Президентский Дворец в Горзном. Но все это было потом. а тогда, в отрочестве и юности, он наслаждался своей особостью, своей тайной.

   Жизнь шла вокруг своим чередом, и никто не догадывался, что рядом уже зреет сила, станущая со временем воплощением ВЕЛИКОГО ОБМАНА, ПОДЛОСТИ и БЕДЫ. Тайна помогала во всем. Тайна берегла его. Тайна удесятеряла силы и изворотливость. Тайна дарила почти оргазмическое ощущение. Тайна мучала. О тайне никто на земле не знал.Так считал он, пока к нему не явился один из НИХ. И тайна перестала быть его неприкасновенной собственностью. Один их НИХ жестко, не оставляя выбора, объяснил ему цель и  средства ее достижения. Будто снабдил комьютер многолетней поэтапной программой. Цель и средства были ясны. Уральского юношу с посещавшим его могущественным и жестоким "гостем", должны использовать, как таран, который пробивает стену крепости, открывая ИМ дорогу к царствованию над миром.

   Тогда он первый раз увидел в зеркале вместо себя рогатое существо, которое притоптывало копытцем и беззвучно шевелило слюнявыми губами на свинячей рожице.  Тогда, оцепенев от ужаса, он первый раз напился вусмерть, а протрезвев, подумал: "Померещелось!"

Это ОНИ "дружески посоветовали" жениться на некрасивой и абсолютно фригидной еврейке, от которой  потом родились две полукровки. Эти полукровки любили только деньги и ненавидели все окружающее также, как и их родители ненавидели всю жизнь друг друга. Часто казалось, что ничего не прощающая и ничего не забывающая жена приставлена к нему для слежки, для кнторля за выполнением ЗАДАНИЯ, и начанал ненавидеть ее с новой силой. От этого становилось тоскливо, и он напивался вдрабодан. Она сутками наблюдала его пьяный кураж, не закатывая скандалов и истерик, плотно сжав тонкие хищные губы. Потом появлялся кто-нибудь из НИХ. И "дружески советовал" вести себя потише, затаиться до поры, не привлекать к себе ненужное внимание. Так продолжалось на всех этапах его подъема по партийной лестнице, вплоть до "выхода в народ".

   И вот тут ИХ оказалось бесчисленное множенство! ОНИ вылезали изо всех щелей, как таракны в темноте ОНИ окружали его плотным непроницаемым кольцом. ИХ "дружеские советы" помогали воплощать в жизнь то самое парнокопытное инородное, что уже давно сидело безвылазно в его оболчке. И все шло как по-написанному. Стоило ему бросить словцо с трибуны Манежной, Лужников или съезда, как ОНИ многочисленным хором подхватывали его ВЕЛИКОЕ ВРАНЬЕ и запихивали ВРАНЬЕ в головы одуревших от многоголосья толп. В ту пору он боялся только одного: чтобы сидящее внутри существо, название которому он уже ясно представлял, не вылезло наружу в моменты его митинговых выкриков и толпы не уличили бы его в ВЕЛИКОМ ОБМАНЕ. Но все проходило чисто и гладко. ВРАНЬЕ действовало на толпы гипнотически. И толпы покорно готовились к ИХ НАСТУПАЮЩЕМУ ИГУ и своему самоуничтожению. Это доставляло не меньшее удовольтвие, чем взрыв гранаты или разрушение дома. И все было бы хорошо, только, проходя мимо зеркал, он все чаще замечал проступавшие снаружи контуры дьявола.

   Но это, пока, видел он сам. Окружающие грызли друг другу глотки за "демократию и гражданские свободы".  Толпы скандировали: "Долой партийные привилегии!".  Столбы и  входные двери пестрили листовками со стандартными призывами: "КПСС - КГБ - под суд!". Для еще большего разжигания страстей ОНИ не считались ни с методами, ни со средствами. С прилавков исчезли сигареты, мыло и сахар, хотя ими до потолков были завалены государственные склады. Талоны и карточки стали привычной нормой. Резко пошла на убыль рождаемость и численность населения. А надо всем этим парил он любимец и "защитник обездоленных", злой и хищный уральский мальчик с невидимой дырочкой в центре лба.

  Только раз произошло неприятное. "Карманная" оппозиция вдруг перешла в наступление и устроила референдум о недоверии ему, президенту. Момент был критический, и ОНИ "посоветовали" снять фильм о простоте быта семьи и его личной скромности. Прознав про это, многие киношные михалковы рвались угодить хозяину скороспелыми сценариями. Но ОНИ привели безэмоциональную идейно выдержанную и некогда талантливую киношную проститутку Эльдара Рязанова. С утра супруга и полукровки с внуками готовились к съемке. Решили разыграть встречу вернувшегося с работы парезидента на скромной московской кухне с чаем и баранками. Никакого излишества, шика и лоска. Усталый и добрый отец и дедушка, чавкая сушками, общается с семьей после трудного дня, как миллионы его соотечественников. Заранее заученные фразы, загодя приготовленная дружелюбная мимика, должны были сыграть решающую роль перед референдумом. Десятки дублей после умелого монтажа должны были воссоздать еще один монолитный  безусловный шедевр режиссера Рязанова.

   И все прошло как нельзя лучше. Материал был отснят и увезен в студию. Но случилось непредвиденное: через день с утра пораньше примчался курирующий фильм  генерал госбезопасности.  -Господин президент! случилось ужасное!- генерал был бледен, плохо выбрит и избегал встретиться с ним взглядом. - Шта там еще? - недовольно поморщился хозяин. - Вам необходимо приехать в студию...

   Сидя в полумраке просмотрового зала, особо приблеженные и проверенные оцепенев, наблюдали как на экране рогатая свинья в президентском костюме гладила копытцами внуков по головам и ловко подсовывала под свинной пятачок баранки, которые исчезали между желтыми  гнилыми  клыками...

   Он похолодел от ужаса: "Распознали!" Но дьявол внутри прошептал: "Не бойся! Они же твои рабы! Возьми себя в руки и оберни  все в шуточки, впадающего в маразм режисера!"  Сразу похудевший и бледный Рязановтщетно пытался открыть трясущимися потными пальцами пенальчик валидола. Остальные не шевелились, словно приросли к своим креслам. - А ты , режисер, шутник оказывается! - чуть громче и тверже, чем требовала ситуация,  произнес президент.  - Эту гадость стереть! - встепенулся курирующий генерал, - Послезавтра все снимаем по новой!

   Послезавтра снимался один из его двойников, коих к тому времени в президентском штате имелось несколько. Так "посоветовали" ОНИ. И фильм получился радостный, жизнеутверждающий и почти достоверный. Миллионам телезрителей фильм понравился, и победа на референдуме была обеспечена.

   После этого ОНИ запретили ему самому позировать перед камерами. Да он и сам понял, что у него появился враг номер два, после зеркал - фото- и видео объективы.  А двойники профессионально и быстро вживались в его роль на публике и не только... он ревновал их к самому себе и пьяно материл зеркала и прочую оптику.  И было за что.  Один мочился на колесо самолетного шасси в присутствии высокопоставленных иностранцев. Другой дережировал оркестром в Берлине. Третий вконец обнаглев, спьяну вломился в спальню к президентской жене и, делая непристойные жесты,  орал: "Раздвигай пошире ляжки! Это ж я твой муженек!".  Но был вышвырнут за шиворот вовремя подоспевшей охраной.

   Он бы изничтожил всех этих двойников, но ОНИ "посоветовали" не делать ему это. И так уже за стены дачи и  кабинета стали просачиваться слухи о его двойниках. И, хотя лучшие гримеры делали все возможное, чтобы каждый максимально соответсвовал оригиналу, небольшие различия все же были. Подобрать новых было сложно и опасно. И он оставался взаперти, один на один со своим дьяволом.

  Но настоящий ужас он испытал, когда ОНИ "посоветовали"  сделать шунтирование изъеденного дьяволом и алкоголем сердца. "Хотят убрать! Я ИМ больше не нужен!" - подумал он и испытал животный ужас перед неизбежностью гибели своей гнилой плоти. "Не бойся, ты ИМ ещё нужен. ОНИ тебя не угробят!" - отозвался внутри дьявол, - " Да и захотят - не смогут! Мы, дьяволы, бессмерты!".  "Это ты дьявл, ты бессмертен," - хныкал он, "А я - человек, меня они запросто....".  "Ты уже давно не человек!" - глухо хохотнуло внутри. 

   Ослепительный блеск операционной постепенно сменялся надвигающейся темнтой. Он проваливался все ниже в эту темноту. Он летел головой вперед по узкой длинной шахте очень похожей на лифтовую. Он долго падал, пока не начал различать, что шахта имеет далекое освещенное дно, на котором собираются маленькие фигурки. Его падение стало замедляться, а темнота вокруг начала таять. Он вниз головой изнуряюще медленно падал на ярко освещенную площадку.  На ней все прибавлялся народ. Тысячами люди запрокидывали головы и слепыми гланицами следили за его приближением. Среди них он с ужасом узнал убитых в детстве школьных товарищей и покончивших с собой, подставленных им сослуживцев. Было мнго неизвестных, никогда им в жизни невиденных, окровавленных в военныой форме и в штатском. Молодые женщины несли в руках кровяные тельца недоразвитых младенцев. Иссушенные голодом и болезнями старики и старухи вставали плотным кольцом, освобождая ему место для падения. Было много детей и подростков. Многомилионная толпа начала тянуть к нему, падающему, руки, желая ускорить его падение на освещенную ослепительным светом площадку. И как, когда-то, на Мнежной, толпа начала скандировать: "Плати за наши жизни!". Он одуревший от страха, спускался к ним. Еще мгновение и миллионы рук вцепятся в него, задушат, раздавят, разорвут на куски. "Пла-ти за на-ши жиз-ни!!!" - оглушительно ревело в метре от его головы. "Дьявол! Спаси меня!" - кричал внутрь себя он, но внутри было темно и пусто. В самый последний миг перед падением чья-то невидимая  и сильная рука сверху потащила его обратно в темный тоннель. Скорость движения все увеличивалась, и площадка с толпой скоро удалилась и исчезла.  Он, ослепший и оглохший, двигался вверх, и в этой кромешной тьме пришла последняя мысль: "Это смерть...".

   - Господин президент, просыпайтесь! - голосом дьявола позвали откуда то из далекого подлунного мира.  Кто-то неприятно бил его по заплывшим щекам. Он с трудом разлепил веки и увидел склоненные к нему зеленые колпаки и белые марлевые  маски. Одно лицо сняло марлю и, широко улыбясь, сказало: - Просыпайтесь, операция закончена!   "Померещелось! Все померещелось!"- подумал он снова проваливаясь в темноту.

   Неприятные воспоминания, как пинком, согнали его с растерзанной постели. Он поглядел на каминные часы. Было ровно пять утра. Стараясь не увидеть свое отражение в трюмо, он по ковру босиком проковылял к окну. Пушистый снежок медленно кружился за бронированнным стеклом. Приближение январского утра можно было угадать лишь по суете президенсткой обслуги в мягко освещенном внутреннем дворе. Он несколько минут наблюдал эту суету, пока взгляд его не сконцентрировался на собственном отражении в стекле. Над нечетким силуэтом пижамы возвышалась синная рожа с рогам и вздыблиным седым чубом. Он резко отшел от окна и нажал кнопку вызова врача. Через двадцать минут он уже храпел и булькал толстыми губами, пуская на подушку обильную тягучую слюну.

   Апрель 2000 года.